В 2014 году Кимберли Сент-Джулиан-Варнон получила степень магистра в области русистики в Гарварде — тогда всех темнокожих американцев, изучающих Россию и Восточную Европу, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Исследовательнице было одиноко, а проводя полевые исследования, она не чувствовала себя в безопасности.

Сент-Джулиан-Варнон говорит, что история, рассказанная только с одной точки зрения, — не история вовсе. Когда она вернулась к славистике в 2020 году, поступив на докторскую программу в Пенсильванском университете, по США прокатились протесты в связи с убийством Джорджа Флойда. Тогда она обещала себе сделать славистику областью, в которой больше людей “похожи на нее”. 

Я поговорил с ней о ее исследовании афроамериканцев в Советском Союзе в 1920-х и 1930-х годах, а также о том, какое отношение системный расизм имеет к сегодняшней России.  

Интервью переведено с английского языка, отредактировано и укорочено.

Как вы впервые заинтересовались славяноведением?

Я родом из Техаса и выросла на ферме. У никогда не пропускала занятия, но однажды я заболела и не смогла пойти в школу. Я осталась дома и посмотрела восьмичасовой мини-сериал “Россия – земля царей” на канале History Channel. И я подсела. Думаю, в шестом классе я была единственным учеником, сдавшим доклад по книге не об американце. Я выбрала Иосифа Сталина.

Каково это — быть темнокожей исследовательницей, изучающей славистику в США, да еще и проводящей полевые исследования? 

Это изолирующий опыт. Когда я училась в магистратуре в Гарварде я как-то посетила конференцию Ассоциации славянских, восточноевропейских и евразийских исследований в Новом Орлеане. Там кто-то подошел ко мне, чтобы попросить вытереть разлитую воду. Меня принимали за уборщицу, пока я не надела бейджик. 

К тому же у нас нет сообщества, которое понимало бы специфические проблемы работы в полевых условиях — в том числе и опасности, связанные с проведением исследований в Восточной Европе. В Москве, например, есть еженедельные встречи группы историков. Все собираются по пятницам и сидят допоздна, чтобы расслабиться. А я просто не могу в этом участвовать, потому что мне небезопасно ходить по ночной Москве или ночному Киеву, особенно в одиночку. Поэтому так важно иметь сообщество темногожих ученых, которым знакомы эти тревоги и страхи, которые могут помочь вам подготовиться к поездке в регион.

Что теряется в академических исследованиях в области бывших стран Советского Союза и других тем из-за отсутствия большего расового разнообразия в этой области?

Существует такое огромное количество блестящих темнокожих исследователей, имеющих докторскую степень по славистике, истории России, которые больше не работают в этой области, и от этого плохо всем. Это также связано с моими исследованиями — в том числе с тем, какие вопросы я задаю. Я помню такой случай: я была в центре Киева и вдруг увидела темнокожую девушку, она увидела меня, и мы просто обнялись. И через мои исследования я, в какой-то степени, пытаюсь объяснить, как это произошло. 

В период холодной войны Советские власти использовали борьбу за гражданские права темнокожих американцев как оружие, и довольно эффективное, отчасти потому, что в Штатах в тот момент возмущение было ощутимым. Но дискуссия на эту тему части крутится вокруг использования афроамериканцев в качестве инструмента пропаганды. Ваше исследование, однако, рассматривает реальный опыт афроамериканцев в Советском Союзе. Должно ли ваши выводы изменить фокус этой дискуссии?

Мне нравится, что вы обратили внимание на то, что многие изображают афроамериканцев в Советском Союзе так, будто они были дурачками, которых обманули власти. И когда я рассказываю об этом, люди говорят: “Ну, разве они не были все коммунистами?”. И это так раздражает, потому что я конкретно изучаю афроамериканцев, которые приезжали в СССР в двадцатых и тридцатых годах прошлого век, и, оказывается, большинство из них не были коммунистами. Их не интересовал коммунизм. Они реагировали на катастрофы законов Джима Кроу (прим.ред. — законы, введенные в США в конце 19го века, закрепляющие расовую сегрегацию в некоторых штатах) и Великой депрессии. В то же время в Советском Союзе работали над выполнением первой сталинской пятилетки и очень нуждались в квалифицированной рабочей силе. В союзе ее не хватало и власти отправляли своих людей искать рабочих в Соединенные Штаты.

Многие из тех, кто приехал в СССР, в том числе, эти рабочие, ехали туда во-первых, из-за экономических возможностей, которых не было в Соединенных Штатах, а во-вторых, чтобы иметь возможность жить без постоянного страха физического и эмоционального насилия, потому что страна позиционировала себя как антирасистская. Большинство афроамериканцев, если они не художники, не часть Гарлемского ренессанса, не академики, были там, чтобы заработать и свить гнездо для отправки домой, и большинство из них не оставались в Советском Союзе навсегда. 

Почему они уехали? 

Я думаю, главная причина в том, что в 1937 году сталинский Большой террор пронесся по Советскому Союзу, и перед иностранцами встал выбор: либо ты становишься советским гражданином, либо ты возвращаешься домой. К концу 1930-х годов в СССР антирасизм никого по-настоящему не интересовал — все думали об антинацизме. А потом, когда Сталин умер, появляется Хрущев, который был больше сосредоточен на деколонизации и Третьем мире.

Как же так называемая “антирасистская” политика Советского Союза превратилась в расизм, который сегодня можно встретить в России или в других бывших советских республиках? 

Один из ключевых моментов, я бы сказала, — то, как африканцы и темнокожие люди представлены в советской попкультуре и идеологии. Африку всегда позиционировали как развивающийся континент. Африканцев нужно учить коммунизму. Это очень похоже на повествования о бремени белого человека — в случае с Африкой это больше похоже на бремя советского товарища. 

Некоторые современники Киплинга называли текст расистким, а его самого — империалистом. Со временем выражение “бремя белого человека” стало синонимом империализма.

Я только что закончила работу над статьей, в которой рассматриваю советские детские книги двадцатых и тридцатых годов. Там другой цвет кожи показан как нечто опасное, чуждое, отсталое и что-то, что можно изменить, но изменить это можно только через контакт с Советским Союзом или через коммунизм. 

Самое интересное — то, какой язык используется в некоторых из этих книг. Их, темнокожих, называют “пикканини” (прим.ред. В американском сленге “пиканини” — уничижительный термин, описывающий темнокожих детей в 18-19 веках. Первыми в термин в язык ввели народы Вест-Индии, а потом он закрепился в Северной Америке, вплоть до 20-го века его можно было встретить на открытках и в поп-культуре.) А затем, в 70-е и 80-е годы, появляется “Чунга-Чанга”, невероятно расистский, очень популярный мультфильм, где эти африканские дети буквально изображают «пиканини». Так что это нить, которая тянется с 20-х по 80-е годы: это изображение темнокожих как других, опасных, нецивилизованных. 

И я думаю, это очень важно для понимания того, что мы видим сейчас — этот крах фасада антирасизма. Во многом Россия повторяет многие расистские мифы, существующие в Соединенных Штатах. 

Вы писали, что системный расизм — проблема для национальной безопасности США. Что вы имеете в виду?

Я сделала этот вывод в процессе изучения советской истории. В 1960-е и 1970-е годы Соединенные Штаты и Советский Союз боролись за поддержку развивающихся стран. И Советскому Союзу было достаточно показать африканцам улицы Бирмингема и сказать: “Вы хотите быть с этой страной? Посмотрите, как они смотрят на вас, посмотрите, что они думают о вас”.

И я думаю, что если посмотреть на это сейчас, то это очень похоже на реакцию Путина на BLM. Он фактически говорит: “О, такой хаос происходит в Америке, мы не потерпим такого здесь”. Расизм и превосходство белой расы — глобальная идеология, которая дестабилизирует демократии в США, Западной Европе и Восточной Европе.

Реакция некоторых российских либералов на протесты BLM в 2020 году, похоже, застала людей врасплох. Учитывая то, с какой жестокостью полиция обращается с протестующими в России, можно было бы ожидать некоторой солидарности с BLM, но многие представители оппозиции отвергли их как опасных бунтовщиков. 

Если вы выступаете против Путина и за демократию в России, это не значит, что вы не расист. Это не значит, что вы не ненавидите иммигрантов. Об этом говорят некоторые темнокожие специалисты в этой области —либерал в американском контексте — не то же самое, что либерал в российском контексте, и нам нужно уметь обсуждать эти вопросы.

Перевод и контекст: Александра Тян