Информацию давно и успешно используют в военных целях: поэмы Гомера об осаде Трои в 1200 году до н.э. вдохновляли военных стратегов и восхищали аудиторию на протяжении сотен лет. Но современные средства коммуникации изменили наше восприятие новостей о конфликтах. Социальные сети и Интернет расширили само поле боя, дав главам государств новые возможности для продвижения своих национальных интересов. 

Перед выводом американских войск из Афганистана “Талибан” (запрещено в России) развернул агрессивную кампанию в соцсетях для распространения своей повестки. Например, в Twitter талибы показывали, как спокойно американские войска уходят из страны. Для сравнения, в 1990-е группа совсем по-другому относилась к технологиям — тогда они запретили афганцам пользоваться интернетом. 

Филипп Сейб — профессор журналистики и международных отношений Университета Южной Калифорнии, США. Он со-основал научный журнал Media, War and Conflict и много десятилетий пишет о СМИ и войне. В своей последней книге “Информация на войне: журналистика, дезинформация и современные военные действия” Сейб описывает роль информации в конфликтах — в том числе и во Второй мировой войне, конфликтах во Вьетнаме и Сирии — в условиях быстро меняющейся медиа-экосистемы. Я поговорила с ним о том, как цифровые технологии повлияли на ландшафт войны и почему общественности стоит более серьезно отнестись к этому вопросу.

Интервью переведено с английского языка, отредактировано и укорочено.

Coda: Ваша книга — о том, какую роль исторически играла информация в военных действиях. Почему вы решили написать ее?

Филипп Сейб: Я считаю, что все больше и больше говорят о милитаризации информации и ее использовании в качестве инструмента ведения войны различными правительствами. Я думаю, что это очень важное явление, которому не уделяют достаточно внимания.

Когда вы впервые заметили, что информацию используют в качестве оружия?

Думаю, что я начал интересоваться этой темой в процессе работы над книгой “Передачи с Блица”, в которой я написал о работе Эдварда Марроу в Лондоне. Он и его коллеги из США и Великобритании понимали, как важна была информация для того, чтобы заставить США помочь осажденной Великобритании. Это был мой первый опыт написания статей на эту тему, и с тех пор мой интерес к ней только возрастал. Особенно, конечно, в 2016 году, когда Россия использовала информацию против США.

Вы пишете “военные понимают, что информация может быть ценным дополнением привычному оружию”. Расскажите об этом поподробнее?

Тут несколько важных моментов. Во-первых — пропаганду традиционно используют для смягчения общественного мнения или влияния на иностранную общественность. Если говорить о периоде до вступления США во Вторую мировую войну, то британцы в Штатах очень активно пытались влиять на американское общественное мнение. Теперь русские и, в определенной степени, китайцы сделали информацию неотъемлемой частью своих военных доктрин. Пример —  война России против Украины.

Россия заявила, что в прошлом войны на 90% состояли из обычных боевых действий и на 10% — из пропаганды. Будущие конфликты, возможно, будут состоять на 90% из пропаганды и на 10% из обычных боевых действий. Если это действительно так, возникает множество вопросов. Например, если информацию используют как инструмент войны, как на нее законно реагировать? Другими словами, если Россия вмешивается в американскую политику через информацию, нужно ли отвечать только информацией, или это требует военных действий? Я думаю, что этот вопрос будет волновать политиков еще некоторое время. Я бы добавил, что пока что политики так и не смогли разобраться с этим.

С распространением Интернета и цифровых приложений информационная война будет играть все более важную роль в конфликтах?

Безусловно. Я так считаю, потому что сама информационная вселенная сильно изменилась, и количество способов достучаться до общественности выросло в разы. Вам не нужно пытаться попасть в вечерние новости, вы можете просто зайти в Twitter. Существует так много способов донести информацию до общественности. И это то, в чем Россия так преуспела в США в 2016 году. Дональд Трамп доказал, что никакие цензоры ему не нужны, он мог просто написать твит и миллионы его подписчиков получали информацию — часто недостоверную, но и нефильтрованную. Военные тоже могут использовать это в своих целях.

Вы уже давно пишете на эту тему. Мне интересно, предвидели ли вы, что с появлением Интернета информация будет играть все большую роль в войне?

В данном случае мой хрустальный шар не очень-то мне помог. Я интересуюсь историей, и я подумывал провести еще один исторический анализ роли новостных СМИ. Но потом мне стало интереснее заглянуть в будущее. Особенно из-за нехватки информации и отсутствия адекватной реакции — со стороны стран, правительств, образовательных систем, всех — на злокачественное использование информации. 

Один из аргументов, которые я привожу в книге — что лучше всех отреагировала Финляндия. Они начали критически оценивать информацию, и учить этому в детском саду. А в США подход, скорее, “как попало”. При обучении журналистов мы готовим людей для работы в сфере медицины, политики и так далее, а стоило бы обучать будущих журналистов работать в сфере информации. Они должны понимать, как все это работает. А большинство из них не понимают.

Ваши слова заставляют задуматься над тем, что мы, как отдельные люди и как общество, должны делать для развития медиаграмотности. Но у журналистов, к счастью или нет, тоже есть своя роль в этом процессе. Как хорошо СМИ освещают эти вопросы?

Я думаю, что журналисты и медиаорганизации — издания и телеканалы —  сильно недооценивают важность этого вопроса, единицы признают это. Американские СМИ сильно отстали в этом плане. Возможно, с приходом администрации Байдена на это стали обращать больше внимания в государственных структурах, в армии, в Госдепартаменте и.т.д. Но в период, когда у власти был Трамп, об этом даже говорить было запрещено, потому что были подозрения, что в выборы 2016-го года вмешалась Россия.

Вы приводите пример рохинджа (этническая группа, проживающая в основном на границе с Бангладеш) в Мьянме — это и множество других нарушений прав человека и конфликтов были раскрыты через социальные медиа. Как вы думаете, становимся ли мы все менее чувствительными, когда теоретически можем взять в руки телефон, открыть Twitter и увидеть видео и фотографии в режиме реального времени? Или это делает нас более сочувствующими?

Я думаю, и то, и другое. Информационная перегрузка в целом имеет тенденцию ослаблять людей, потому что ее (информации) так много. Мы далеко ушли от, скажем, 1940-го, когда репортажи Марроу о бомбежках в Лондоне действительно шокировали людей. Я думаю, что люди стали невосприимчивы к шокирующему содержанию новостей. И даже когда вы думаете о самолетах, влетевших в башни-близнецы, в первый раз это ужасает. Во второй и в третий раз это ужасает. На сотый раз — это уже телевидение. Мы просто смотрим новости, как спорт. Вот почему я считаю, что в школах необходимо преподавать более сложное и расширенное критическое мышление. 

Один из трендов, о котором я пишу, связан с тем, что авторитарные страны закрывают доступ к информации во время беспорядков. Я имею в виду отключение интернета во время выборов, протестов и т.д. Это как-то влияет на то, как вы воспринимаете информационную войну? Не только то, как правительства манипулируют информацией, но часто делают ее недоступной?

Да, я думаю, что это скрытый способ использования информации в качестве оружия. Некоторые правительства, которые так поступают, блокируют доступ к определенным ресурсам, одновременно публикуя свою собственную информацию, которую считают более полезной для себя. Это часть одной и той же проблемы. Когда люди впервые заговорили о великой демократизирующей силе новых СМИ, мне кажется, они склонны были упускать из виду другие способы использования и контроля медиа. Это становится все большей проблемой во всем мире.

Ваша книга охватывает большой отрезок истории, от Второй мировой войны до наших дней. Какие самые важные выводы вы сделали из вашего исследования?

Я думаю, что люди должны более серьезно относиться к информации. Мы по-прежнему читаем утренние новости —  в Интернете — проверяем результаты бейсбольных матчей и тому подобное, а потом откладываем в сторону. Мы не до конца осознаем, насколько влиятельна и вездесуща информация, и как она влияет на наше поведение. 

Вопрос в том, “научится ли общество лучше справляться с этим?” Это как загрязнение воздуха. Воздух становится все хуже и хуже, и в какой-то момент, вы надеетесь, общественность скажет: “Подождите-ка. Мы не можем так жить”.

Перевод и адаптация с английского: Александра Тян